К вопросу о роли духовности в современной войне
ВОЕННАЯ МЫСЛЬ № 1/2008, стр. 52-56
К вопросу о роли духовности в современной войне
Полковник А.Ю. ГОЛУБЕВ,
кандидат философских наук
В СТАТЬЕ «О развитии системы «человек - военная техника» проводится довольно интересное исследование, касающееся перспектив развития военного дела государства, но при этом в ней содержится ряд моментов, которые, по нашему мнению, следует отнести к категории спорных. Так, среди других затронута проблема формирования высокой духовности воина, которая отмечается как очень важная, однако в весьма своеобразном технократическом плане. В частности, утверждается, что «чем выше идеологическая и морально-психологическая подготовка воина, тем эффективнее процесс приобретения и использования им специфических военно-научных знаний в своей военной профессии, в системе «человек - военная техника». Воин, обладающий высоким моральным духом, как правило, является и превосходным военным профессионалом. Можно признать закономерной зависимость степени владения воином оружия от его духовной зрелости, патриотизма». Фактически авторы утверждают не самоценность духовности воина, а только некую «прикладную» ее ценность в качестве своего рода запасной части к военной технике. Эту мысль подтверждает и следующий абзац, в котором они, опираясь на утверждение К. Клаузевица о невозможности отделить материю от «моральных сил, одухотворяющих эту материю», заявляют, что такое разделение в современных условиях является анахронизмом.
Нам же кажется, что анахронизмом является как раз мысль о все меньшей значимости самоценной духовности воина в результате совершенствования техники. Ведь именно она всегда возникала в головах некоторых мыслителей, правителей и полководцев после изобретения каждого принципиально нового вида оружия. Вот хотя бы что писал великий философ Н. Бердяев по поводу Первой мировой войны: «Война делается не борьбой армий и даже не борьбой народов, а борьбой химических лабораторий, и она будет сопровождаться чудовищным истреблением народов, городов, цивилизаций, т. е. будет грозить гибелью человечеству. Рыцарские стороны войны, связанные с мужеством, храбростью, честью, верностью, совершенно отмирают и теряют значение. Они почти не играли этой роли и в последней войне. Война делается явлением совершенно другого порядка и требует другого наименования». У русского мыслителя есть и более сильные высказывания на эту тему, восходящие уже к ценностным предпочтениям нашего мира: «Высшие ценности в этом эмпирическом мире слабее материальных ценностей, пророк, философ или поэт слабее полицейского, солдата или банкира. Бог слабее материи». Однако именно эти идеи о всепоглощающей силе техники и примате материального и грубой силы всегда на практике оказывались несостоятельными, поскольку во все времена только более сильный воин, сильный, прежде всего, духовно, а не физически, может сломить волю к сопротивлению своего противника. И более совершенное оружие может ему служить в этом случае существенным подспорьем. Даже погибнув в результате схватки с более технически оснащенным и эмпирически сильным противником, такой солдат не проиграет, поскольку победа в войне не достигается просто захватом территории, а возможна лишь тогда, когда «захвачены» умы местного населения, а это возможно лишь при наличии более сильного духа, чем у противника.
В общем-то спор с уважаемыми авторами сводится к довольно известному противостоянию между «физиками» и «лириками», с той лишь разницей, что у нас с ними единое понимание важности для современной армии обеих принципиальных составляющих - и высокой духовности у воинов, и самого современного вооружения. Вопрос заключается в том, чему же отдать приоритет? У этих авторов в результате их попытки подчинить дух решению только «дольних» прагматических задач система «человек - военная техника» превращается в систему «военная техника - человек».
В наше время, время господства новых и новейших информационных технологий, значение духовности становится даже более значимым, чем раньше. Для иллюстрации этого тезиса обратимся к тому образу будущего воина, который дан в рассматриваемой статье. «Из обычного «винтика» в единой военной машине подразделения, части, соединения солдат превратится в своеобразный «интеллектуальный, разведывательно-ударный комплекс», включенный в единую информационную сеть. Это будет «универсальный солдат», задачей которого станет не просто стрельба по живой силе противника, а координация маневра и огня самых разнообразных сил и средств, вплоть до авиационных и ракетно-артиллерийских». От себя добавим, что такой «универсальный солдат» будет действовать в экстремальных условиях, когда противник яростно противодействует всеми имеющимися у него силами и средствами, когда счет идет даже не на секунды, а на мгновения, а его ошибку уже не сможет исправить никто. Если раньше воин всегда чувствовал плечо товарища и фактически находился под постоянным контролем командира (реально, а не виртуально), то теперь он предоставлен сам себе. Секундная слабость, заминка, вызванная малодушием, - и противник уничтожит как самого солдата, так и все его подразделение. Только безупречная психологическая устойчивость, основанная на величайшем чувстве патриотизма, которое является необходимой составляющей духовности, может обеспечить «универсальному солдату» победу.
Нельзя согласиться и с утверждением авторов о том, что «духовное начало в человеке при всей его исключительности само по себе ничего не может осуществить». Скорее наоборот, без нравственной, духовной мотивации служения Отчеству «человек с ружьем» легко может превратиться в высокопрофессионального киллера или в «оборотня в погонах». Причем эта патриотическая мотивация должна осознаваться одинаково как всей «вертикалью» военного управления, так и абсолютным большинством граждан. «Первая потребность армии - высокое мнение военных о своем звании, находящее сочувственный отзыв в обществе... Ни в каком обществе, а тем более в таком сложном обществе, как постоянная армия, формы не могут заменить духа, царствующего между людьми. Для того, чтобы армия складывалась правильно... в отношении как унтер-офицеров, так и офицеров и всего прочего... надобно, чтобы требования сверху были без изъятия правильны».
Кстати, многие проблемы современной армии, связанные с пресловутой дедовщиной или «делом капитана Ульмана», происходят из болезни духа, недостатка нравственной составляющей в системе решений вертикали военного управления.
Следует отметить и еще один нюанс - авторы постоянно рассуждают о войне в ее так сказать классическом виде, т. е. о войне армии против армии. Но в настоящее время любая война давно уже ведется не по классическим шаблонам. Сегодня «стерлась грань между миром и войной. Нет больше смены: мир - война - снова мир. Мир переплелся с войной, война с миром, стратегия с дипломатией... Войны сплелись с мятежами, мятежи с войнами, создалась новая форма вооруженных конфликтов, которую назовем мятежевойной». И в этой войне главнейшую роль будет играть сила духа как всего народа, так и его части - вооруженных сил. «Не об уничтожении живой силы надо думать, а о сокрушении психической силы. В этом вернейший путь к победе в мятежевойне» (выделено авт.). Абсолютную точность этого диагноза современным способам ведения войны подтверждает история распада Советского Союза, который имел, пожалуй, самую мощную армию в мире, вооруженную по последнему слову техники, но разбитую вместе со страной без единого выстрела с противной стороны, а только информационно. Да и «успехи» американцев в Афганистане и Ираке, где им, несмотря на подавляющее техническое превосходство над противником, удается контролировать только места своей постоянной дислокации, весьма наглядно подтверждают эту мысль нашего соотечественника.
Еще одна опасность «машиночеловеческой» (в противовес «человеко-машинной») теории войны заключается в том, что такая теория войны становится слишком заакадемизированной, т. е. решающее значение в ней придается военной науке в ущерб военному искусству. Войска, начинающие воевать по научным шаблонам, всякий раз оказываются в тупике при нестандартном (асимметричном) ответе противника. Посему «надо признать (de facto et non de jure) преобладание на войне духа над материей, постичь, что военное искусство доминирует над военной наукой, развить в армии вкус к артистической стороне военного дела и построить армию на принципе гармонического сочетания качества и количества. Такая армия, менее громоздкая, нежели современные армии и обладающая высоким духом, будет способна к ведению маневренной войны, единственного вида войны, допускаемого принципами военного искусства».
Говоря о системе «человек - военная техника» необходимо заметить, что первенство человека, точнее его духовного начала, в этой системе со временем и усложнением самой техники будет только возрастать. И здесь может быть несколько парадоксально прозвучит мысль об особой значимости высокой духовности именно для нашей армии и именно для наших солдат. Почему? Ответ на этот вопрос может быть как историческим, так и, скажем, политологическим. Историческое объяснение заключается в следующем. Русь, Россия, а затем и Советский Союз никогда не прибегали к услугам наемной армии, т. е. армии профессионалов, готовых служить любому, кто эту службу оплачивает. Именно эта наемническая логика, когда духовность фактически ограничивается одним лишь высокопрофессиональным владением оружием, осталась в современных армиях Запада и по настоящее время. В нашем Отечестве самым важным качеством воина искони считался его патриотизм, который и заставлял его становиться лучшим. Политологическое же объяснение особой значимости духовности именно для России кроется в том отношении между человеком и государством, которое существует у нас в отличие от Запада. Так, на Западе, с его постоянным противопоставлением личности государству и культом индивидуализма, где выше всего ценится успех (причем успех, обязательно «конвертируемый в твердую валюту»), на первом месте стоит профессионализм. А значит, и духовность западного человека вполне может быть ограничена лишь деловой этикой. В России же человек не отделяет и тем более не противопоставляет себя государству. Все попытки «озападить» наших соотечественников, навязав им «гражданское общество» и прочие либеральные ценности, пока, к счастью, не увенчались успехом. Наш человек видит или чувствует в государстве не просто набор министерств и ведомств, нужных для того, чтобы улучшить его бытие, а некую проекцию горнего мира (Святой Руси), призванную возвысить его в первую очередь духовно. Благодаря такому пониманию государственности наша Родина готовит военных профессионалов высшей пробы, понимающих или чувствующих свое предназначение как дело, необходимейшее для Отечества. Именно это понимание рождает тот «героический иррационализм» наших соотечественников, который заставляет трепетать «идеальных солдат» Запада. Тому есть множество исторических примеров.
Так, русские артиллеристы в битве при Цорндорфе (1758), после того как у них кончились ядра, плача, целовали свои пушки, прощаясь с ними, в то время как их самих рубили латники Зейдлица. Любой же западный профессионал сдался бы или убежал - какой смысл оставаться у бесполезного оружия? Не более умно с точки зрения этих самых профессионалов поступали и наши пехотинцы, которые воевали в этой битве, буквально стоя по колено в крови: уже безоружные и смертельно раненые, они из последних сил хватали своих врагов голыми руками и холодеющими пальцами душили их. Но именно этот «бессмысленный» поступок русских героев так напугал непобедимых доселе пруссаков, что все последующее время они больше не смогли как следует воевать против русских, а их предводитель, великий полководец Фридрих, с ужасом говорил, что русского надо два раза убить, а потом еще и свалить.
Можно сказать, что все это было уже более двух веков назад, но разве такое поведение наших воинов устарело? Разве в будущих войнах устареет отличающийся таким же «иррационализмом» подвиг современного солдата срочной службы Игоря Родионова, которому для сохранения жизни надо было «всего лишь» собственноручно снять со своей груди православный крестик? И это в то время, как английские военные профессионалы - моряки королевских ВМС - в первый же день иранского плена сознались во всем, что им инкриминировалось, «глубоко осознали» свою неправоту, обвинив свое военное руководство во всех смертных грехах. Конечно, они говорят о каком-то страшном психологическом давлении, в результате которого и пошли на эту сделку с совестью, но какое это теперь имеет значение, когда они своим поведением дискредитировали все английские вооруженные силы.
«Итак, мы можем считать, что в России имеется психический фундамент для создания доктрины с духовным, а не материалистическим пониманием принципов военного дела... С такою же уверенностью мы можем сказать, что имеется и материал для построения армии в духе такой доктрины... Качества русского солдата всегда были высоки». Поэтому будущих претендентов на высокое звание защитника России надо сперва приводить не в компьютерные залы и даже не на оснащенные по последнему слову техники командные пункты, стартовые позиции ракет и аэродромы, а в военные музеи, чтобы там они смогли глубоко вдохнуть воздух славной истории Отечества. И если эти ребята почувствуют себя современниками своих великих предков, готовых, схватив свои кремниевые ружья, броситься отбивать атаку А. Массены, напавшего на арьегард суворовской армии в Муттенской долине (1799), или, крепко держа знамя, отбивать яростные атаки французов на Багратионо-вы флеши на Бородинском поле (1812), тогда можно смело начинать выковывать из них российских военных профессионалов - они не подведут. Если же для них исторические воинские реликвии будут представлять собой всего лишь никчемные музейные экспонаты, то какими бы великолепными специалистами они не были, им никогда не стать настоящими российскими воинами.
В заключение хотелось бы лишний раз подчеркнуть, что только серьезнейшее патриотическое воспитание гражданина - защитника Отечества может создать реальные условия для ситуации, когда «в человекомашинных системах техника «оживает», одухотворяется, очеловечивается, превращается в «материальный дух». Фигурально говоря, техника превращается в «новое духотело человека».
Военная Мысль. 2007. № 3. С. 64.
Бердяев Н.А. О назначении человека. М., 1993. С. 178.
Бердяев Н.А. Истина и откровение, М., 1993, С. 168.
Военно-промышленный курьер. 2007. № 18 (184). С. 10.
Военная Мысль. 2007. № 3., С. 63 (цитируется Попов И.М. Войска будущего: Взгляд из-за океана. Военные теории и концепции современных США. М.: Транзиткнига ACT. Астрель, 2004. С. 136).
Ф а д е е в Р. Наш военный вопрос. Российский военный сборник. Вып. 9. М.: Военный университет. 2003. С. 31-32.
Месснер Е.Э. Хочешь мира, победи мятежевойну! М.: Военный университет, 2005. С. 90, 132.
Там же. С. 176.
Месснер Е.Э. Хочешь мира, победи мятежевойну! М.: Военный университет, 2005. С. 307.
Имеется в виду государство как целое, а не ряд государственных чиновников-взяточников, которые по сути являются настоящими врагами нашего Отечества, а не его представителями.
КерсновскийАА. Философия войны. М.: АНКИЛ-ВОИН, 1995. С. 34.
М е с с н е р Е.Э. Хочешь мира, победи мятежевойну! С. 90, 308.
Военная Мысль. 2007. № 3. С. 65.
