Медийный сегмент современных этнических конфликтов
Наука и военная безопасность, №2/2004, стр.61-63
Медийный сегмент современных этнических конфликтов
А.В. МАКАРОВ,
адъюнкт Института национальной безопасности
Республики Беларусь, научный сотрудник
Института социально-политических исследований
при Администрации Президента Республики Беларусь
Анализ этнических конфликтов последнего десятилетия свидетельствует, что их эскалация обуславливается не столько тяжестью исторических невзгод и обид, пережитых тем или иным народом, сколько способностью элитных группировок, действующих от имени нации, манипулировать этническим сознанием граждан при помощи средств массовой информации. Поскольку концептуальные парадигмы функционирования СМИ носят универсальный характер [5, с. 67 - 73], это касается всех государств: не только африканских или латиноамериканских, но и в не меньшей степени европейских
Вторая четверть ХХ века во многих отношениях стала «моментом истины» для многочисленных доктрин, идеологий, концепций, провозглашавших не только стирание границ между нациями и народами, но и затухание этнического самосознания под воздействием глобализации, индустриализации и урбанизации. Интеграционные процессы и прогресс информационных технологий шли практически параллельно с активизацией интереса этнических групп к своей истории, языку, традициям, обычаям и символам. Интенсивная этническая консолидация подтвердила, что потребность самоидентификации человека как биосоциального существа с определенной этнической группой, не только фиксирующей положение индивида в социуме, но и выражающей его желание быть частью одной из наиболее устойчивых общностей - этноса, по-прежнему является одной из фундаментальных. В настоящее время можно со всей очевидностью утверждать, что развитие массовых коммуникаций во многом являлось предпосылкой так называемого «этнического ренессанса».
Было бы наивно полагать, что процесс возрождения исторического и культурного наследия предков везде обретал мирные и цивилизованные формы. Там, где он совпадал с социально-экономическим и политическим кризисом, подразумевал создание независимого национального государства на территории своего компактного проживания, подпитывался геополитическими конкурентами, заинтересованными в деконструкции того или иного государства, развертывались серьезные межэтнические конфликты [13, р. 199 - 210]. Наиболее рельефно они проявились на Африканском континенте, характеризующимся чрезвычайным многообразием этноплеменных групп. Так, в 80-е годы только в шести государствах Африки (Судан, Эфиопия, Мозамбик, Ангола, Уганда, Сомали) в ходе боевых действий погибло около 4 млн. человек. В 1998 году конфликт в Демократической Республике Конго (Заир) стоил жизни трем миллионам людей. В орбиту этого вооруженного противостояния на этнической почве, который западная пресса назвала «первой мировой войной Африки», были втянуты Руанда, Уганда, Зимбабве, Бурунди, Ангола, Намибия [8; 9, с. 76 -131].
Большинство африканских конфликтов можно квалифицировать как «бои местного значения», за исключением одного - руандийского, занимающего по ряду причин особое место. Во-первых, Руанда в 1994 году стала ареной крупнейшего после Второй мировой войны планомерного массового истребления граждан, квалифицированного Советом Безопасности ООН как геноцид, когда за три месяца было уничтожено более 1 млн. тутси и некоторые категории хуту, а беженцами стали свыше 3 млн. человек. Во-вторых, руандийская трагедия высветила проблему уголовной ответственности журналистов за разжигание межнациональной розни. В-третьих, в Руанде была апробирована технология конструирования при помощи СМИ макрорегиональных дестабилизаторов, успешно примененная на Балканах, Северном Кавказе и Ближнем Востоке, а в настоящее время использующаяся Соединенными Штатами в странах Закавказья.
По мнению международной организации «Репортеры без границ» и Национального центра научных исследований Франции, этнический конфликт в Руанде во многом стал возможным благодаря деятельности СМИ, которые, придерживаясь крайне националистических взглядов, пропагандировали идеи расовой вражды и подстрекали к планомерному истреблению людей [12, с. 22 - 55]. Однако у руандийской трагедии был еще и внешний аспект, который западные специалисты предпочитают не обсуждать. Речь идет о том, что в условиях сверхмедиатизации мирового сообщества крупнейшие СМИ способны либо остановить, либо снизить уровень напряженности любого конфликта, в том числе этнического, путем формирования соответствующего общественного мнения и оказания давления на те или иные правительства. В случае Руанды информационный потенциал западных масс-медиа не был задействован. Ведущие информационные агентства - «Ассошиэйтед Пресс», «Юнайтед Пресс Интернэшнл», «Рейтер», «Франс Пресс», даже международная круглосуточная телевизионная служба новостей - «Cи-Эн-Эн» - просто не обратили внимания на истребление людей. Во Франции, например, первые сообщения об этом появились в начале мая, массовые убийства же начались в апреле - в тот момент, когда все СМИ….. транслировали кинофестиваль в Каннах! [14, р. 82 - 85]. Позже руандийская трагедия интерпретировалась во всех ракурсах, кроме одного - не было кадров самого геноцида из-за отсутствия телерепортеров на территории этой страны в момент эскалации конфликта. Массовое убийство тутси можно было остановить, если бы западные средства массовой информации выполняли те функции, которые им приписывают сторонники либеральной модели «общественного развития» и медиаориентированного подхода [7, с. 145, 146]. Иными словами, если ответственность за начало «второго геноцида ХХ столетия» [12, с. 22] лежит на руандийских средствах массовой информации, то в развитии руандийского этнического конфликта во многом виновны западные масс-медиа1. И если руководители ряда СМИ Руанды, в частности, экстремистской телерадиокомпании «Миль Колин», передачи которой можно было принимать не только на всей территории государства, но и на севере Бурунди, понесли заслуженное наказание, то политика прессы и телевидения стран Запада по отношению к руандийскому конфликту практически не комментировалась. Фактически единственным положительным, как это ни цинично звучит, итогом руандийской трагедии стало создание международно-правового прецедента - уголовной ответственности лиц, использовавших СМИ в целях уничтожения этнической группы. Таким образом, впервые под сомнение была поставлена «свобода слова» - основной принцип западного демократического общества, которым в ходе заседания Международного уголовного трибунала по Руанде (МТР) пытались прикрыться обвиняемые журналисты. При этом данное знаменательное событие произошло лишь после замены главного обвинителя МТР - К. Дель Понте, сделавшей все возможное по затягиванию процесса, на гражданина Гамбии Х. Джеллоу. Во многом благодаря Х. Джеллоу уголовное дело в отношении «Миль Колин», разбиравшееся в течение 8 лет, не только сдвинулось с мертвой точки, но и было доведено до логического конца. Главного редактора Г. Гаиги и журналиста В. Бемерики, являвшегося крупным активистом Партии освобождения народа хуту, приговорили к пожизненному заключению, спортивного комментатора К. Абимана - к 35 годам тюрьмы. К сожалению, такие журналисты «Миль Колин», как Ф. Мбиризи, курировавший передачи на французском языке, А. Нкурунзиза, являвшийся сотрудником руандийской разведки в Уганде, Э. Рюкогоза, Э. Нкомати, Н. Итимана, бельгиец Ж. Рюггюи, фанатично преданный идеям расизма, не были осуждены [12, с. 42, 43; 1, с. 95].
На территории Советского Союза первые беспорядки на этнической почве произошли в 1986 году в Якутии и Казахстане, затем последовали столкновения в Ташкенте, Намангане, Бекабаде, Янгиюле, Сумгаите, Оше и Фергане. К 1989 году в СССР очаги этнических конфликтов возникли практически во всех регионах страны: Прибалтике, Средней Азии, Закавказье, Приднестровье и т.д. Только за период с 1988 по 1991 г. на этнической почве в советских республиках произошло более 150 конфликтов, в том числе около 20, повлекших человеческие жертвы [6, с. 5.]. К 1992 году на постсоветском пространстве было зафиксировано 200 этнотерриториальных споров, а к 1996 г. сохраняли актуальность 140 территориальных притязаний [2, с. 225, 226]. Во всех вышеуказанных конфликтах средства массовой информации при формировании этнических фобий, мифов, стереотипов и предрассудков использовали, главным образом, стандартные принципы военной пропаганды [4, с. 33, 34], достаточно эффективные в условиях либерализации информации. В освещении же чеченского конфликта СМИ продемонстрировали мощь уже «постмодернистских политических технологий»2 [3, с. 25]. В частности, в ходе прямого эфира из Буденновска, где банда Ш. Басаева захватила сотни мирных граждан в качестве заложников, благодаря применению методов построения сложных политических эвфемизмов и т.д. масс-медиа внушили российским и зарубежным гражданам, что Ш. Басаев ведет себя по-рыцарски и является мирным человеком, ставшим террористом будто бы исключительно из-за уничтожения русскими всей его семьи. СМИ постоянно цитировали заявление Ш. Басаева о том, что он якобы проехал блокпосты российской армии, платя за каждого своего боевика от 5 до 50 тыс. рублей, подчеркивая тем самым продажность офицеров и солдат федеральных сил. Акцентируя внимание на недоминирующем типе заложника (27%) с аномальной оценкой и поведением («стокгольмский синдром»), российские масс-медиа по сути пропагандировали образ русского народа-раба. При этом аномальные реакции пострадавших выдавались журналистами как объективные и высоконравственные. СМИ России, потребовав присутствия Президента Российской Федерации Б. Ельцина в Буденновске, стали причиной нестандартного поведения государственных лиц Российской Федерации. Монолог С. Доренко о необходимости переговоров высокопоставленных российских чиновников с террористами повторил в Государственной думе Г. Явлинский, затем подключились и другие российские политики. Например, Г. Старовойтова «для спасения жизни заложников и прекращения взаимного кровопролития» призвала начать переговоры с Дудаевым без предварительных условий [3, с. 33 - 47]. Следует подчеркнуть, что все действия СМИ в Буденновске абсолютно противоречили требованиям специалистов по контртеррористическим операциям, государственным интересам Российской Федерации, общепринятым мировым нормам в области ведения переговоров с террористами. Созданный в Буденновске российскими журналистами миф о «чеченцах, борющихся за независимость с оккупантами», сделал перспективными последующие захваты заложников в Кизляре, Первомайском, Москве, превратив их в медиаоперации.
Что касается Республики Беларусь, то события начала 90-х годов продемонстрировали, что потенциал националистических идей в республике в тот период был достаточно велик. Однако данная ситуация сохранялась непродолжительное время. Партии и движения, дискурс которых имел ярко выраженный конфликтогенный характер (БНФ, Христианско-демократический союз Беларуси, Объединенная социал-демократическая партия и т.д.), несмотря на такие благоприятные условия, как экономический и социальный кризис того времени, в конце концов, были вытеснены на периферию политической жизни, став на путь маргинализации. В сущности, Беларусь являлась единственной республикой СССР, избежавшей межэтнических столкновений.
По мнению многих ученых, в том числе С. Чешко, неприятие белорусами идей этнонационализма можно объяснить рядом факторов, в том числе тесной культурной, исторической и психологической близостью белорусского и русского народов, фактически неразделимостью восточнославянского населения Беларуси, сохранившимся высоким уровнем советского патриотизма, который в значительной степени питался памятью о Великой Отечественной войне [10, с. 224]. Данное утверждение вполне адекватно отражает ситуацию того времени в республике, однако автор упускает из виду еще один немаловажный факт. В отличие от других постсоветских республик в Беларуси в начале 90-х годов процесс тотальной либерализации СМИ не успели осуществить, и телевидение, находясь под государственным контролем, практически не транслировало информацию, направленную на оскорбление национального достоинства и разжигание межэтнической розни. Тираж же экстремистски настроенной прессы был относительно невелик.
В настоящее время в Республике Беларусь отсутствуют серьезная социальная база для национализма, предпосылки для столкновений на этнической почве, проводится достаточно взвешенная политика в области национальностей. Вместе с тем не стоит забывать, что Беларусь встроена в гетерогенно-структурированное информационное пространство геополитических субъектов, характеризующихся бурными процессами в области становления этнического самосознания, постоянным ростом неприязни к различным нациям, использованием элитами этнического фактора и потенциала СМИ в целях реализации своих узкокорпоративных интересов. Масс-медиа данных геополитических субъектов, несомненно, оказывают влияние не только на формирование стереотипов белорусских граждан - представителей этнических меньшинств, но и на имидж Республики Беларусь на международной арене. В частности, недавно ведущие прибалтийские средства массовой информации, комментируя встречу министра иностранных дел Литвы А. Валиониса с послом Республики Беларусь В. Гаркуном, на которую они были приглашены самим главой внешнеполитического ведомства, обвинили белорусскую сторону в затягивании процесса решения вопроса о нормализации работы пунктов упрощенного пропуска граждан обоих государств через границу, то есть в сознательном создании для литовцев, живущих в приграничных районах, барьеров при посещении Республики Беларусь. При этом масс-медиа Прибалтики, используя методы фильтрации информации, не упомянули, что «проблемы пересечения белорусско-литовской границы возникли лишь после денонсации Литвой соглашения о взаимных поездках граждан» [11], что инициатором закрытия этих пунктов выступила сама Литва и что А. Валионис баллотируется в состав нового Европейского парламента. Соответственно, возлагая ответственность за проблемы с упрощением погранично-визового режима на белорусскую сторону, литовские СМИ продемонстрировали, с одной стороны, потенциальным избирателям «патриотизм» главы МИДа, с другой - Европейскому Союзу приверженность Литвы курсу на «установление демократии» в Беларуси. Данный инцидент является лишь одним примером, свидетельствующим о том, как с помощью масс-медиа можно сконструировать конфликтную ситуацию, обретающую конкретные очертания, учитывая отказ этнических литовцев, проживающих в республике, принимать участие в 5-м Всебелорусском фестивале национальных культур в Гродно [11].
Подводя итог, можно со всей ответственностью заявить, что в современном мире средства массовой информации являются мощным инструментом оперативного управления общественным мнением, влияющим на устойчивость государственно-политических конструкций целых регионов планеты. При помощи специфических технологий и методик они способны виртуализировать любую ситуацию, придать ей конфликтогенный характер, трансформируя в столкновение на этнической почве. Подобное развитие событий чревато изоляцией целых групп стран, активизацией оппозиции, деструкцией государственной системы управления и угрозой военного вторжения под предлогом защиты соответствующих этнических групп.
Для недопущения реализации подобных сценариев следует принимать срочные меры концептуального и практического плана.
Во-первых, перед наукой стоит задача разработки методологии и методик диагностики толерантности в средствах массовой информации с целью регулярного проведения мониторинга СМИ, особенно негосударственных, на предмет наличия в них этнически конфликтогенной информации;
во-вторых, уже в настоящее время вполне уместно ставить вопрос об усилении ответственности для руководителей масс-медиа за трансляцию подобной информации;
в-третьих, следует активизировать изучение вопросов применения «постмодернистских политических технологий» для управления этническими конфликтами и представлениями о межэтнических отношениях;
в-четвертых, необходимо дальнейшее совершенствование системы информационной деятельности, обучение военных кадров современным технологиям управления общественным мнением, взаимодействию со СМИ.
Тема статьи ставит данное исследование в жесткие рамки. Именно поэтому не анализируется роль иных структур, ответственных за геноцид в Руанде. Вместе с тем следует учесть, что в любом социуме СМИ всегда находятся в подчиненном положении по отношению к исполнительной, судебной и законодательной властям. Все разговоры об их превращении в «четвертую власть» абсолютно несерьезны. Появление той или иной информации в масс-медиа определяется, главным образом, собственниками и рекламодателями. В Руанде телерадиокомпания «Миль Колин», например, финансировалась националистической Партией освобождения народа хуту. Ее журналисты были либо членами «Пармехуту», либо имели тесные связи с военной элитой страны. Организация Объединенных Наций своим бездействием также способствовала трагическому исходу событий, хотя и имела все возможности не только остановить массовое истребление людей, но и не допустить его. Еще в 1993 году командование «голубых касок» в Руанде обращалось к руководству ООН за разрешением приступить к обезвреживанию выявленных в различных районах страны тайных складов с оружием и боеприпасами. Однако штаб-квартира ООН рекомендовала воздержаться от подобных действий. То есть руандийскую элиту и ООН можно также рассматривать в качестве виновников трагедии.
Речь идет о том, что субъекты политических игр для достижения собственных целей создают со строго заданными параметрами специфические сюжетные конструкции (события), репрезентирующиеся СМИ в выгодных для данных субъектов контекстах. Характеристики событий настолько четко продумываются и отшлифовываются, что масс-медиа освещают события в нужном для данного политического игрока свете, даже если они принадлежат конкурентам. При этом необходимо учитывать то, что «постмодернистские политические технологии» эффективно функционируют лишь в условиях либерализации информации и для того, чтобы их использовать, заинтересованный субъект должен обладать мощным профессиональным аппаратом по связям с общественностью, способным управлять сюжетными конструкциями.
ЛИТЕРАТУРА:
1. Дульян А.Г. Руандийский геноцид //Международная жизнь. - 2004. - № 4 - 5. - С. 91 - 96.
2. Конфликты современной России (проблемы анализа и регулирования) / Под ред. Степанова Е.И. - М.: Эдиториал УРСС. - 1999. - С. 225, 226.
3. Кургинян С., Подкопаева М., Солохин В. Аномалия //Россия XXI. - 1995. - № 9 - 10. - С. 3 - 48.
4. Макаров А.В. Некоторые особенности использования медиапространства в решении военных задач на Западе // Наука и военная безопасность. - 2004. - № 1. - С. 32 - 34.
5. Макаров А.В. Основные тенденции и результаты развития прикладных исследований современного медиапространства // Философия. Культура. Общество: Зб. Вып 4. Ч. II. - Мн.: РИВШ БГУ, 2004. -С.67- 73.
6. Мукомель В., Паин Э., Попов А. Союз распался - межнациональные конфликты остались. Этнополитические противоречия в СНГ. //Независимая газета. - 1992. - 10 января. - C. 5.
7. Павлова Е.Д. Манипуляционный потенциал средств массовой информации //Актуальные проблемы современной науки. - 2004. -№ 2.- С. 145, 146.
8. Сумбатян Ю.Г. Африку раздирают военные конфликты. - http://nvo.ng.ru/wars/2003-05-30/2_africa.html
9. Школа целостного анализа: в VI ч. /Экспериментальный творческий центр (Центр Кургиняна); Гл. ред. С.Е. Кургинян. - М.: ВИНИТИ, 1999. - Ч. II: Горячие точки мира. - 196 с.
10. Чешко С.В. Распад Советского Союза. Этнополитический анализ. - М.: ИЭА РАН, 1996. - С. 224.
11. Яковлевский Я. Бурная реакция официального Минска. - http://www. charter97.org/bel/news/2004/06/07/reaction
12. Сhretien J-P. Rwanda: la propagande du genocide // Les medias de la haine: Еssais / Sous la direction de Renaud de la Brosse. - Paris: Decouverte, 1995. -P. 22- 55.
13. Lowy M. Patries ou planete? La montee des nationalismes dans le monde //Le nouveau systeme du monde: Colloque international, Paris, 29 et 30 mai 1992 / Sorbonne. - Paris: PUF. - 1994. - Р. 199 - 210.
14. Ramonet I. La tyrannie de la communication. - Paris: Gallimard, 2001. - P. 82 - 85.
